– Я не верю, – прохрипел профессор.
– У меня тоже есть сыновья, – прошептал Карпов, – поверьте, я понимаю, или, скорее, пытаюсь понять, каково вам сейчас.
Академик жадно глотнул воздух, поднялся, пробормотал «извините меня» и вышел из комнаты. Карпов вздохнул и положил фотографию обратно. Из коридора снова донесся джаз, потом хлопнула дверь и музыка оборвалась. Он услышал голоса отца и сына. Яростная перебранка закончилась пощечиной. Через несколько секунд Крылов вернулся. Он сел с потухшими глазами, опущенными плечами.
– Что вы намерены делать? – еле слышно сказал он.
– Мои обязанности очень просты, – вздохнул Карпов. – Вы сами только что объяснили мне задачи партии. Я передам рапорт и фотографии в ЦК. Вы знаете правила, знаете закон о гомосексуалистах. Это пять лет строгого режима. Я боюсь, попав в лагерь, про него пойдет слух, и молодой человек, как это сказать, пойдет по рукам. Мальчику его круга выжить будет очень сложно.
– Но, – вставил профессор, намекая на иные возможности.
– Но можно все представить иначе. Ваш сын попал в ловушку, эту ловушку можно ведь и повернуть в обратную сторону: якобы Леонид – приманка для ЦРУ. Пока подержу дело в собственном сейфе. Ждать можно очень долго. У меня есть такое право ввиду оперативных обстоятельств.
– А цена?
– Вы знаете.
– Что вы хотите знать о плане «Аврора»?
– Все с самого начала.
Престон въехал в главные ворота Олдермастона, нашел свободное место на стоянке и поставил машину.
– Извини, Томми, тебе дальше нельзя. Подожди меня здесь. Я быстро.
В сумерках он прошел к дверям и представился дежурным на вахте. Они изучили его удостоверение и позвонили Уинн-Эвансу, который подтвердил, что вызвал его. Престон поднялся в кабинет на третий этаж. Уинн-Эванс жестом пригласил сесть у стола.
Ученый взглянул на гостя из-под очков.
– Могу ли я поинтересоваться, где вы достали этот экспонат? – спросил он, указывая на диск из тяжелого, похожего на свинец, металла, лежащий теперь в запаянной стеклянной емкости.
– Его нашли в Глазго в четверг рано утром. А что остальные диски?
– Те – просто алюминий. Ничего необычного в них нет. Они служили просто как прокладки для этого диска. Он-то меня и интересует.
– Вы знаете, что это за металл?
Доктор Уинн-Эванс казалось был удивлен наивностью вопроса.
– Разумеется знаю. Моя работа знать. Чистый полоний.
Престон нахмурился. Он никогда не слышал о таком металле.
– Все началось в январе, когда Филби подал Генеральному секретарю два доклада. В них он сообщил, что левое крыло Британской Лейбористской партии за последнее время настолько окрепло, что вот-вот возьмет под контроль всю партию. Это совпадает и с моими наблюдениями.
– И с моими тоже, – вставил Карпов.
– Филби пошел дальше. Он утверждает, что внутри этого левого крыла организовалась группа убежденных марксистов-ленинцев, намеревающихся возглавить партию. Свое намерение они решили осуществить сразу после всеобщих выборов. Когда лейбористы во главе со своим лидером Нилом Кинноком придут к власти, Киннока переизберут. Его преемник будет первым марксистским премьер-министром в Британии. Он будет проводить политику, полностью отвечающую нашим интересам, прежде всего, в области ядерного разоружения и вывода всех военных сил США из Европы.
– Возможно, – кивнул генерал Карпов, – комитет из четырех человек был создан для поиска путей достижения победы на выборах?
Профессор Крылов взглянул на него с удивлением.
– Да. В комитет вошли: Филби, Марченко, я и доктор Рогов.
– Великий гроссмейстер?
– …и физик, – добавил Крылов. – Мы все согласились, что план «Аврора» будет мощным дестабилизирующим фактором, повлияет на британских избирателей и подтолкнет их к идее одностороннего разоружения. В основе плана идея Рогова. Он отчаянно отстаивал его. Марченко тоже одобрил план, правда, более сдержанно. А Филби? Никто не мог сказать, о чем именно думал Филби. Он улыбался и поддакивал, ждал, чтоб увидеть, куда дует ветер.
– Похоже на Филби, – согласился Карпов. – Потом, вы представили проект?
– Да, 12 марта. Но я был против плана. Генеральный секретарь согласился со мной. Он ругал его и приказал уничтожить даже записи и документы, касающиеся плана. Мы поклялись нигде, ни при каких обстоятельствах не упоминать о нем.
– А скажите мне, почему вы были против?
– Он показался мне безрассудным и опасным. К тому же, он противоречит положениям Четвертого Протокола. Если эти положения будут нарушены, то только Богу известно, к чему мы придем.
– Четвертый Протокол?
– Да. Приложение к международному договору «О нераспространении ядерного оружия». Вы помните?
– Всего не упомнить. Напомните мне, пожалуйста, – попросил Карпов.
– Никогда не слышал о полонии, – признался Престон.
– Допускаю, – сказал доктор Уинн-Эванс, – это очень редкий металл.
– И где же он применяется?
– Иногда, очень редко – в медицине. Этот человек из Глазго не направлялся, случаем, на какую-нибудь медицинскую конференцию или выставку?
– Нет, – убежденно ответил Престон. – На медицинскую конференцию он не мог направляться никоим образом.
– Хорошо. Тогда вычеркнем эти десять процентов из ста возможных. А раз он не направлялся на медицинскую конференцию, остается другая область, в которой используется девяносто процентов полония. Кроме этих двух областей полоний больше нигде не применяется на этой планете.